Тамара Черемнова: «Я всех давно простила»
№ 2011 / 52, 23.02.2015
Ежедневно преодолевая сковавшую её с детства по рукам и ногам болезнь – тяжелейшую форму церебрального паралича – Тамара Черемнова стала писательницей. Как человеку, который даже не в состоянии держать в руках ложку
Ежедневно преодолевая сковавшую её с детства по рукам и ногам болезнь – тяжелейшую форму церебрального паралича – Тамара Черемнова стала писательницей. Как человеку, который даже не в состоянии держать в руках ложку, удалось не только написать, опубликовать множество детских сказок и прославиться как сибирская сказочница? Пример Тамары Черемновой говорит о том, что ничего невозможного нет – была бы воля и делание – преодолевать, жить, творить. Недавно вышла её автобиография, книга-откровение, книга-преодоление, книга-вдохновение на борьбу «Трава, пробившая асфальт». Когда Тамаре исполнилось шесть лет, родители поняли, что она – не обычная здоровая девочка, и сдали её в детский дом. С тех пор она сменила много мест жительства – точнее, домов для инвалидов разного типа. Сегодня она живёт в Доме инвалидов № 2 города Новокузнецка, где и создаёт свои произведения – используя нехитрое приспособление для печати на клавиатуре – руки по-прежнему не слушаются…
Тамара ЧЕРЕМНОВА
Тамара ЧЕРЕМНОВА
– Скажите, вы, являясь детским писателем, читаете книги для детей?
– После выхода автобиографии мне уже трудно называть себя только «детским писателем» – эта книга потребовала от меня таких неимоверных физических и моральных сил, что я в полной мере почувствовала, что такое труд писателя. Да, я до сих пор читаю детские книги, хотя мне уже 56 лет. Ни для кого не секрет, что авторы в свои детские произведения иногда вставляют и взрослое злободневное. Например, Корней Чуковский в своём «Тараканище» ярко показал Сталина. Возьмите любую детскую книгу и посмотрите её как бы с изнанки – и вам такое может открыться!
– На мой взгляд, сегодня огромное количество плохой детской литературы. Какие книги вы бы посоветовали?
– Я бы не сказала, что прямо вся детская литература сейчас плохая. Да, плохого больше, но есть и хорошее. Мне, например, нравится новый детский герой Лунтик и его друзья («Лунтик»). Нравится переиначенная на новый лад сказка «Маша и медведь». Побольше бы такого – чтобы было понятно и увлекательно всем детям. Ну и, конечно, мне нравятся бессмертные произведения Эдуарда Успенского и Григория Остера, такие остроумные и вместе с тем поучительные, и нравятся мультфильмы по произведениям этих авторов. Только вот жаль, что с приходом западной культуры мы почему-то вот это «своё» запрятали в тёмные углы (зарубежные злые мультики и комиксы оттеснили наши добрые мультфильмы и сказки), а сами в это же время голосим по хорошей детской литературе. Кстати, мои сказки тоже никак не могут увидеть свет. И молодое поколение мало задумывается о доброте и справедливости – а это очень плачевно, и потом аукнется нам всем.
– Вы наверняка задумывались над тем, как бы сложилась ваша жизнь, если бы не болезнь. Стали бы вы писателем?
– Ох, не знаю, что бы из меня вышло, если бы я была здорова… Может, выбрала бы какую-нибудь подвижную энергичную профессию, не оставляющую времени для написания сказок.
– Вы простили своих родителей?
– Я всех давно простила. Особенно я это осознала, когда начала писать автобиографию, такую тяжесть нельзя в себе держать, можно, в конце концов, надорваться.
– Вы общаетесь с матерью?
– Да, она изредка навещает меня.
– Не страшно ли было издавать свою откровеннейшую автобиографию в крупном издательстве – будто предстать нагой перед тысячами читателей?
– А что в моей книге такого уж постыдного? И ничего оскорбительного, сексуального, извращенческого, чрезмерно натуралистического и пр. там нет. Простите, но я не считаю постыдным, если человек честно рассказал о трудностях инвалида, об униженном состоянии, о котором наше общество не желает знать.
– В книге вы писали о том, что в советское время вам случайно в руки попал западный журнал, из которого вы узнали, что за границей инвалидам живётся гораздо лучше, чем в Советском Союзе. Можно ли сравнить современные условия жизни для людей с ограниченными возможностями в России с теми, что были в Советском Союзе, и с теми, что сейчас на Западе?
– Ну, это был не журнал, а всего лишь клочок газеты. Да, сейчас понемногу общество начинает поворачиваться к нам. Начали признавать, что инвалиды есть в нашем обществе. Хотелось бы, чтобы всё это делалось побыстрее, и чтобы нас, инвалидов, хотя бы спрашивали о наших нуждах, прежде чем вводить какие-либо законы об инвалидах. Так бы законы выходили гораздо практичнее, и они были бы нужнее нам.
– В книге красной нитью проходила мысль, что неверно поставленный диагноз об умственной отсталости сильно портил вам не только медицинскую карту, но и всю жизнь. И исправить его было чуть ли не главной целью в жизни. Теперь диагноз вычеркнут из вашей истории болезни. Это стоило той жесточайшей борьбы с формальным отношением, через которое вы прошли?
– А это разве формальность? Когда тебе при первой возможности тычут в лицо тем, что ты олигофрен по документам, и неважно, какой ты на самом деле? Когда врач без зазрения совести потешается над тобой? Да и над олигофренами нельзя потешаться, нужно помогать им адаптироваться. И такое отношение разве можно считать пустой формальностью?
– Расскажите о своих творческих планах.
– Самые ближайшие планы – это закончить новую детскую книгу и издать её. Закончить новый рассказ, который пишу специально для литературного конкурса «Русский стиль». Побывать в Москве на встрече со своими читателями – для меня, как для писателя, это особенно важно. Ну вот, пожалуй, и всё.
Вопросы задавала Любовь ГОРДЕЕВА
PrintEmailVKOdnoklassnikiMail.RuLiveJournalFacebookTwitterGoogle BookmarksGmailWhatsAppViberTelegramSkypeMessengerОтправить